Гибель богов [= Книга Хагена ] - Ник Перумов

Со скрежетом, словно рассекая металл, нож проделал в сети длинную прорезь; извернувшись, Гудмунд вскочил на ноги — в ловкости он лишь немногим уступал своей противнице.

Конечно же, ему было бы несдобровать, имей Ночная Всадница под рукой свою Огненосную Чашу. Но ей, видно, понадобился живой, способный говорить пленник, и жуткое оружие осталось в кустах.

Ведьма отбросила прочь прорезанную сеть. Её тонкую фигуру обтягивал тёмно-зелёный плащ, плотно схваченный несколькими ремнями; Гудмунд и глазом моргнуть не успел, как один из этих ремней оказался в руках у его противницы.

Воин выхватил меч и замахнулся, стремясь покончить дело одним ударом, но Ночная Всадница вдруг как-то удивительно ловко отскочила в сторону, ременная петля охватила кисть Гудмунда, сжимавшую эфес, и от резкой боли в руке он выпустил оружие, чем и спасся вновь, сам о том не зная, — петля соскользнула, и он сумел отпрыгнуть.

Ведьма нарочито-неторопливо подобрала клинок и молча двинулась вперёд. Тяжёлый меч, как влитой, лежал в её небольшой, изящной ладони, и незаметно было, что он для неё слишком велик.

Гудмунд похолодел. Его обезоружили играючи; в запасе оставался только нож-крюк. Им воин владел великолепно, и сейчас у него оставался только один выход — удивить свою противницу.

Он взмахнул рукой. Сверкнув, хитроумное изделие гномов полетело вперёд; из рукояти с лёгким шелестом разматывалась тонкая цепочка, другой конец которой Гудмунд крепко сжимал в кулаке. Благодаря особой работе, нож всегда летел острием вперёд и крюком вниз; он был нацелен в лицо Ночной Всаднице, та было отклонилась, лезвие свистнуло у нее подле уха, и тут Гудмунд резко рванул цепь.

Остро отточенный, загнутый подобно орлиному клюву клинок-крюк впился в плечо Всадницы и, раздирая плоть, выставил наружу окровавленное остриё. Прекрасный враг Гудмунда тонко вскрикнул, рот ведьмы искривился в муке; но даже боль не замутила её рассудка. Она внезапно прыгнула вперёд, так что туго натянутая цепь провисла, и вытолкнула клинок Гудмунда из раны назад, себе за спину. Воин вновь дёрнул за цепочку, и верное оружие словно само прыгнуло ему в руку.

Не теряя ни секунды, Гудмунд снова метнул нож-крюк, но Ночная Всадница не попадалась дважды на одну уловку; несмотря на рану, вокруг которой по плащу быстро расползалось тёмное пятно, она смогла уклониться — стальной клюв лишь впустую чиркнул по земле. Однако и сама начать атаку ведьма явно не могла; закусив губу, она шажок за шажком медленно отступала к кустам, прижимая левую руку к ране, а в правой по-прежнему держа меч Гудмунда.

Хищно изогнутое лезвие крюка зловеще шелестело, рассекая воздух; воин крутил оружие над головой, выделывая им запутанные восьмёрки и петли, и одновременно прикидывал, как ударить, чтобы сразу — наверняка.

Однако он забыл, что ему противостоит не обычный боец, пусть и хорошо обученный разным трюкам. У Ночной Всадницы имелись в запасе и более сильные средства. Отбив мечом очередной удар крюка, она внезапно воткнула клинок в землю, сжала плечи, её локти сошлись, плотно прижатые к телу; в полураскрытых ладонях она словно держала нечто похожее на шар. Её лицо стало снежно-белым, глаза широко раскрылись, а между узких ладоней заклубился плотный сизый туман. Она накладывала заклятье.

Однако никакой Маг не может сотворить волшбу молниеносно; чем менее искусен налагающий и чем меньше у нега сил, тем больше потребно времени. Именно поэтому Гудмунда встретила простая верёвка поперёк дороги, — очевидно, ведьма опережала его совсем ненамного и не успела соорудить сложную магическую ловушку; от простого же заклятья конный воин ушёл бы легко. Во время Наложения все движения очень важны — Ночная Всадница не могла сейчас даже защищаться, однако она точно рассчитала необходимые мгновения. Гудмунду нужно было вновь принять в руку отбитый ведьмой и врезавшийся в землю крюк и затем снова замахнуться; смертоносное лезвие уже летело в цель, когда малое заклятье Сна начало действовать. Гудмунд зашатался, его взор обессмыслился, ноги подкосились.

Будь здесь Хедин, он смог бы увидеть, как ведьма словно бы плеснула чем-то сероватым на незримого астрального двойника Гудмунда, самую низшую из астральных Теней Души. Это заклятие Сна очень просто, действует оно недолго, но ведьме хватило бы и нескольких секунд.

Воин чувствовал, как сознание заливает липкая серая пелена, как отказываются повиноваться ноги; он упал на четвереньки, нож-крюк, бесполезный, валялся в десяти шагах от него; в левой руке Гудмунд ещё держал цепь, но не имел сил даже пошевелить пальцами. Сон одолевал его, ещё немного — и веки смежатся…

Ночная Всадница выдернула меч из земли и, подойдя к Гудмунду, стала прицеливаться, намереваясь оглушить воина ударом эфеса по затылку.

И всё же что-то мешало заклятью ведьмы подействовать до конца. Гудмунд скользил по самому краю бездны забытья, так и не проваливаясь в неё. Он внезапно увидел перед собой лицо матери — и сотрясшая его ненависть помогла душе удержаться на узком карнизе, под которым во мглу бесконечности уходила бездонная пропасть… Воину кое-как повиновалась лишь правая рука, и он, прижимая её к земле, сумел незаметным движением повернуть крошечный рычажок на оковывавшей кисть латной рукавице. Раздался лёгкий щелчок.

На воина упала тень — ведьма подошла вплотную; и в ту же секунду, когда она замахнулась, Гудмунд потратил последние силы на один стремительный опережающий удар. Четырехдюймовый острый шип, высунувшийся из его железной перчатки, вонзился в ногу ведьме. Раздался истошный крик, и в тот же миг заклятье рухнуло. Одолевая тошноту, Гудмунд вскочил, ударом ноги вышиб из рук ведьмы свой меч и вновь занёс крюк, впрыгнувший ему обратно в руку.

И тут Ночная Всадница сочла за лучшее прекратить бой. Ей попался странный противник, с которым нужно было сражаться совсем по-иному, и она выбрала отступление.

У Гудмунда хватило рассудительности не броситься очертя голову в погоню. Там, в зарослях, его бы настигла внезапная смерть от вылетевшей невесть откуда крошечной отравленной иглы; и потому, едва Ночная Всадница скрылась, он подобрал меч, поспешно вскочил в седло и погнал коня что было сил. Теперь каждый поворот, каждый куст мог грозить гибелью — он хорошо помнил Огненную Чашу, стершую с лица земли целую засаду!

«Итак, эльф был прав, — думал воин. — Ведьма идёт к монастырю. Она «стала на след»… хотел бы я знать, на чей, и не завидую тому, за кем она охотится… Остаётся только надеяться, что до монастыря я доберусь раньше, чем она, — я всё же её слегка задел».

Ночью он не останавливался, шёл пешком, давая отдых коню, — страх всё равно не позволил бы ему смежить веки. Тем временем местность вокруг него вновь стала меняться. Теперь Гудмунд ехал среди длинных, пологих склонов старых-престарых гор. Кое-где виднелись безлесные вершины. Исчезли привычные ели, сосны, пихты, лиственницы; их место заняли торжественные, странные деревья, застывшие, словно воины в боевом порядке, очень прямые и необычайно высокие; их вершины уходили к самым облакам. Землю у их подножий покрывал толстенный слой мха; и даже слышавшиеся здесь птичьи голоса совсем не походили на пение обычных крылатых обитателей Восточного Хьёрварда. Гудмунд перевёл дух: устроить в таком чистом и далеко просматриваемом лесу засаду — не по умению Ночной Всадницы.